Константин Шумов (1982–1987): «Под флагом "ПУ"»

ИНТЕРВЬЮ

"ПУ"-ИСТОРИИ ОТ ШУМОВА
          Дети, дети, куда их дети...
          Гимнастёрка
          Брежнев
          Ректор
          Буква "Ч" и машина "Ятрань"
          Тираж, пущеный под нож

 

ИНТЕРВЬЮ
 

Константин Эдуардович, как вы попали на место редактора?

Собственно, то, что я стал редактором газеты «Пермский университет» – во многом стечение обстоятельств.

Вика Куликва после тринадцати лет редакторства уезжала учиться в ВПШ (для понимания молодежи – в Высшую партийную школу). Последний год в университете я практически работал литсотрудником газеты, потому что Саша Маленьких, исполнявшая эти функции, часто болела и я её фактически заменял, ещё когда был студеном 5 курса.

Публиковался еще во студенчестве в «Молодушке» («Молодая гвардия») и «Вечёрке» («Вечерняя Пермь»). Уже был членом КПСС (убедила вступить в партию меня Римма Васильевна Комина, которой я верил). Был семейным человеком, у меня родился сын.

 

Главный недостаток – молодость. В 1982 году мне был 21 год. А должность редактора многотиражки (в сегодняшней классификации «корпоративной газеты») – номенклатура райкома КПСС.
 

Риск для руководства университета был пусть не очень большим. Думаю, что доверяли мне секретарь парткома университета Валерий Павлович Реутов, мой учитель Римма Васильевна Комина (она была членом парткома) и проректор по учебной работе Владимир Федрович Попов.
 

Как вам работалось? Что удалось сделать в газете в то непростое время?

Честно – было очень тяжело. Я понимал, что в газете что-то надо менять – по верстке, потому что по содержанию в 1982 году менять что-то было невозможно. Существовал определенный стандарт, за пределы которого можно было выходить только некоторым всесоюзным изданиям. И тогда я пошел учиться к Евгению Миловскому, редактору «Молодой гвардии». Тогда были две газеты «Молодушка» и «Вечёрка», в них макеты отличались от остальных. До сих пор Жене благодарен.
 

Газета выглядела «воздушной», в том смысле, что было много «воздуха». За счет того, что: 
 

– заголовки набирались на 2/3 ширины текста; 

– было много рамок, линеечек (не только простых светлых, но и гнутых, витиеватых); 

– гарнитуры выбирались «с подсечкой»; 

– светлые, даже не полужирные варианты заголовочных шрифтов; 

– большое межстрочное расстояние; 

– 3–4 мелкие фотографии на полосе;

– знаки препинания выбрались по всем правилам классического правописания, поэтому было много двоеточий, точек с запятой, мало тире и многоточий.
 

И так далее.
 

Для двухполоски формата А3 это было с перебором, на оформительские штучки уходило примерно 15 процентов полосы, с фото – все 40.

 

И… правило было странное – на полосе не должна повторяться гарнитура шрифта ни в одном тексте, аналогично и гарнитуры заголовков.

 

Почитав журнал «Журналист» (он был для меня главным учебным пособием), я понял, как и когда возникли эти негласные правила. Исторически всё оказалось оправданным. Стиль «сталинский ампир» и «архитектурных излишеств», который благополучно в декабре 1954 года на Всесоюзном совещании строителей прихлопнул Никита Сергеевич. В газетном деле было немножечко не так. Реакция в послевоенный период. Во время войны полковые, дивизионные газеты печатались в полевых типографиях. Набор возможностей был минимальным – пара гарнитур, техническая невозможность печатать фотографии, кроме тех, которые присылались «из Москвы». Некоторые ограничения технические были в областных газетах; лучше жили, конечно, всесоюзные и газеты союзных республик. Плюс (точнее, минус) еще – кадровый дефицит (немного переделанная классика «Редакция закрыта, все ушли на фронт»). Когда появились нормальные технические возможности, наступил «отходняк» от нищеты и минимализма, примерно в начале 1950-х.
 

Я вполне резонно счел, что послевоенное время закончилось. И начал постепенные изменения. Я уменьшил шрифт наборный и стал чаще использовать рубленные гарнитуры. Стал чаще использовать «шмуцы». Убрал курсивы из заголовков и светлые шрифты, используя полужирные рубленные. Убрал вертикальные линейки и ликвидировал рамки. Уменьшил межстрочное расстояние. Набор делал не на 5–6 колонок, а на 4, в «подвале» – на 3. Заголовки набирал в ширину текста (или почти), используя часто многоточия, что позволило отказаться от горизонтальных линеек, оставив только одну для «поддержания штанов» на первой полосе в 4 пункта, если правильно помню. И две – сверху с номером страницы и «шапкой» на 3 пункта, снизу на 4 – на второй (я могу попутать по пунктам). Убрал «фонари» после того, как однажды лоханулся, когда наборщица в информационном сообщении ТАСС о пленуме ЦК КПСС пропустила одно слово, получилось «На этом ЦК КПСС свою работу завершил». К счастью. Даже обллит (для молодых – предварительная и последующая цензура) пропустил. Место передовиц (крайне редко их ставил шириной на полторы колонки в «разрядку») практиковал «стояки на второй полосе, то есть «колонку».
 

Число фотографий сократил до 1–2 на полосе, но крупных. С ними была морока – высчитывать по «процентовке» с использованием строкомера – это не таскать мышкой картинки на мониторе в свёрстанной полосе. Постарался до минимума сократить в знаках препинания точку с запятой, двоеточие (они сливаются в наборе с предыдущей буквой), предпочитая тире, которое дает добавочный «воздух»). «Флаговый» набор использовал во врезках и комментариях.
 

Полная засада была с заголовочной частью на первой полосе (название газеты, оргАн, как мы его называли, датой и номерами газеты – текущий и со дня основания). Как-то сделал название «вывороткой», но верх первой полосы стал давить на низ. Вариант нарисовал Дима Писорогло, последний – Саша Горохов. На нем и остановился. А от «выворотки» отказался совсем, потому что при плохом качестве бумаги буквы плывут, что влечёт необходимость увеличения кегля.
 

 

Конечно, мне нужно было утверждаться не только по макетированию и верстке. Надо понимать, что я был чуть не самым молодым редактором газеты в СССР. Именно в этом качестве меня и редакцию фотографировали в фотохронику ТАСС к 5 мая 1983 года. Короче, «сопля зеленая».

Как-то меня вызвал к себе Владимир Фёдорович Попов и стал поучать, как правильно делать газету. Внимательно выслушал и сказал «Владимир Фёдорович, вот вы проректор по учебной работе. Я же не учу вас организации учебного процесса. Я редактор, не надо меня учить газету делать». Проректор засмеялся и ответил «Костя, хотя бы для виду согласился».
 

Потом записался на прием к ректору. Спросил «Виктор Петрович, я уже четыре месяца редактором, а от вас ни одного слова про газету не слышал. Скажите что-нибудь». Живописцев слегка онемел «Всё хорошо, работайте дальше». Я попал… Попов стал со мной советоваться по вопросам отношений со студентами, а Живописцев пару раз в месяц звонил и спрашивал, не нужна ли какая-нибудь помощь.

 

А в редакции мы создали очень добрую душевную атмосферу. Утро начинали с подъёма флага. В качестве флага Света Караваева дала нам вымпел с адмиральского катера её папы… Так и плыли…

В редакции мы проводили посвящения в журналисты. Один из вопросов как-то был "Что русские классики писали про газету "Пермский университет"? Леша Копысов ответил "ПУшкин "Грохочут ПУшки... ("Полтава").
 

Лучшие люди "Пермского университета":
Александр Стабровский, Татьяна Абасова, Константин Шумов, Пётр Козьма. 2013 год.

"ПУ"-ИСТОРИИ ОТ ШУМОВА

 

…Куда ж от неё денешься… Вика уже уволилась, я на сборах трехмесячных для присвоения звания лейтенант, сборы – до конца сентября, потом – отпуск до устройства на основное место работы. Официального приказа не может быть – просто не может. Меня дёргают из военного лагеря. В кабинете Живописцева, кроме него, еще – секретарь парткома университета Валерий Павлович Реутов и начальник военной кафедры полковник Мальшуков. И я – в гимнастерке и сапогах, воняющих гуталином.

 

– Нам Шумов нужен на должность редактора с конца августа (Это Виктор Петрович).

 

– Понимаю, курсант Шумов находится на военной службе и может редактировать только армейскую газету. (Мальшуков).

 

– А варианты есть? (Реутов).

 

– Другую армейскую газету редактировать. (Попытался представить «Пермский университет» в армейской верстке… загрустил) А также сдавать нормативы по стрелковой подготовке и другим видам подготовки, которые предусмотрены Уставом.

 

… У меня чешутся ладони, я три недели штукатурил гаражи военной кафедры без перчаток (первые два дня, потом купил свои)…

 

… Пауза в кабинете ректора.

 

– Давайте так: курсант Шумов будет проходить военную службу в помещении редакции газеты «Пермский университет». (Ректор). 

 

– Первая здравая мысль… (Начальник военной кафедры).

 

– Значит, мы договорились?

 

– Не совсем… (Начальник военной кафедры).

 

Пауза… А я сижу в гимнастерке и сапогах…

 

– А какой вариант? (Реутов).

 

– Он должен быть в рабочем кабинете в военной форме… И готов в каждый момент явиться по основному месту службы и выполнить долг перед Родиной! (Мальшуков).

 

– Так точно, товарищ полковник! (курсант Шумов, я же не мог сказать «Служу Советскому Союзу»).

 

На том и сговорились. БТР-60ПА я больше не водил…

 

В редакции было весело. Первые два дня сидел в форме и сапогах за столом редактора.

Сценка…

 

… открывается дверь редакционная, в ней мама с дочкой-абитуриенткой.

 

– Извините, а можно редактора газеты?

 

– Вас очень внимательно слушают.

 

– А другого редактора нет?

 

– Нет.

 

– Мы попозже подойдем. Когда нормальный редактор будет.

*   *   *

 

Форму я повесил в шкаф, ходил в «гражданке», хотя иногда подмывало её (форму) надеть и сдвинуть пилотку на затылок, знал, что в любой момент могу переодеться и выполнить долг перед Родиной…

 

Как-то так – в меру цинично, но в традиции.

 

Билеты на выпускном экзамене нам, двум штукатурам, таки выдали, хотя обещали «просто так» поставить за то, что оштукатурили два бокса под технику). Взяв билет, Миша загрустил… Пришлось его в себя приводить локтем под ребра. Ответы на вопросы были на стенах комнаты боевой подготовки, где, собственно и проходил экзамен.

 

 

 

Я тогда вторую самостоятельную газету делал... Умер Генсек… Мы соревновались с «Ленинцем» и, понятно, с Ириной Залевской, кто круче фотографию на первую полосу сделает. Я победил.

 

1. За рабочим столом часы, остановившиеся на времени смерти. 

 

2. Портрет в траурной рамке на столе. 

 

3. Второй портрет на стене.

 

4. Сидит мужик (спиной) с траурной повязкой на рукаве, 

 

5. … читает "Правду" с информационным сообщением о смерти. 

 

В типографии на печать выдали мелованную бумагу.

 

 

 

Когда в 1987 году схлынули страсти по выборам ректора, начались суровые будни.

 

Как-то под конец рабочего дня в редакцию влетает встрепанная Наташа Бельтюкова, референт ВВ…

 

– Костя! Спасай!

 

– На тебя глобус из фойе главного корпуса напал?

 

– Хуже! Маланин наложил резолюцию на документ, мы оба не можем её прочитать!

 

Я тоже попытался… не напасть, прочитать. И понял, что я – не врач…

 

Недавно с Владимиром Владимировичем вспоминали этот эпизод. Повеселились.

 

 

 

Школяры, наверное, и не знают, что такое пишущая машинка. А в редакции это был инструмент «номер один». Таня Абасова не даст соврать! 

 

Так вот – механическая пишущая машинка и электрическая – две больше разницы. Я очень хотел в редакцию электрическую. Таки получилось! Как-то в наш редакционный клуб по интересам забрел между делом Иосиф Даллакян (дай Бог ему здоровья!), после второй чашки чаяон заметил «Костя! У тебя машинка – такой нафталин… Хочешь электрическую «Ятрань»? – «Хачу!».

 

Короче, в магазине нужно было купить машинку и в нагрузку какие-то краски, карандаши и так далее (срок годности истекал). Купили, пришлось клянчить деньги у нашей «палочки-выручалочки» Владимира Федоровича Попова. Он, кстати, будучи проректором по учебной работе, очень точно понимал и хозяйственны вопросы. Как-то позвал меня в борцовский зал для консультации. «Костя, посмотри на борцовские ковры… Как думаешь, ремонтировать их?» – «Не, бессмысленно» – «Вот и я так же думаю, хотя тренер просит их починить». Купили новые ковры.

 

И машинку «Ятрань» тоже. Просроченные канцтовары я раздал редакциям факультетских стенгазет. Машинка исправно служила довольно долго. Но в какой-то момент перестала пропечатываться буква «Ч». Замечу, что это произошло в то время, когда руководителем партии, правительства и всего советского нарда был Константин Устинович Черненко. Приходилось от руки вписывать букву, без нее фамилия выглядела немного странно… Один раз не углядел на корректуре, так и вышло в свет  «Генеральный секретарь Константин Устинович ерненко».

 

Но самый прикол был, когда машинистка печатала один из текстов, краснея и бледнея по ходу работы. Не мог понять, в чем проблема. Потом вспомнил, что текст был о слёте «отличников учёбы»…

 

Интересно, когда машинку списали?...

ТИРАЖ, ПУЩЕННЫЙ ПОД НОЖ

Не помню точно, какой это был год. Помню только, что начало мая для меня едва не закончилось грозой. Я тогда еще был редактором газеты «Пермский университет», а Римма Васильевна Комина курировала газету как член парткома университета. Еще за неделю до 1 мая мы сделали праздничный номер, чтобы не рисковать получить тираж через пару дней после праздника. Я был совершенно спокоен и предвкушал городской банкет в честь дня международной солидарности трудящихся (иногда на торжественные заседания и банкеты приглашали «низовых журналистов», а в тот год была моя очередь). Вдруг я почувствовал, что вокруг меня образуется зловещий вакуум. Неожиданно появился секретарь нашего парткома и трагическим шепотом проинформировал, что горком уже готовит постановление о плохом партийном контроле над многотиражной газетой «Пермский университет». Причиной послужило то, что в номере от 1 мая не было ни одного праздничного материала.

Менять что-то было уже поздно – тираж был доставлен на склад издательства. Чем грозило постановление, сказать трудно. Но ничего хорошего ожидать было нельзя.

Спасла нас Римма Васильевна. Практически без размышлений она посоветовала уничтожить тираж, не вывозя его из издательства. «Так делалось даже с “Искрой”», – сказала она, улыбнувшись одними ямочками щек.
Тираж был пущен «под нож» и отправлен в макулатуру. На банкет я не попал (уничтожать пришлось ночью), постановление не было подготовлено, бдительная цензура похвалила за изворотливость. Римма Васильевна прокомментировала ситуацию на заседании парткома следующей фразой: «Есть газета – есть проблема. Нет газеты – нет проблемы».

Спасибо за науку.
 

См. также: Шумов К. Парадоксальный Боровиков.

См. также: персональная страница К. Э. Шумова.