Карен ХЬЮИТТ «Вопросы, которые я задаю сама себе, или Пермский университет глазами английского преподавателя»

Мои размышления основываются на опыте преподавания в ПГУ сначала в течение месяца в 1989 году, затем снова в 1991 и потом в каждом следующем году. В 1991 году я была удостоена звания «Почетный профессор Пермского университета», ставшего моим вторым после Оксфорда родным университетом. (Честно говоря, «почетный профессор» в этом случае не означает «почивания на лаврах», поскольку у меня всегда весьма напряженная программа преподавания в ПГУ.) Я преподаю английскую литературу студентам-филологам; обсуждаем проблемы развития Британии со студентами-историками, студентами-юристами и другими. Что впечатляет меня больше всего, так это то, что я могу войти в класс и обратиться к студентам по-английски, будучи уверенной, что большинство из них, даже среди нефилологов, поймут меня. По правде говоря, я готовлюсь к занятиям, подбирая более простые слова, для того чтобы объяснить сложные вещи, и выискивая более ясные примеры или аналогии чтобы проиллюстрировать свои аргументы. Когда я не очень уверена, понимают ли они меня, я пытаюсь их рассмешить... (Хотя эти глупые шутки, иллюстрирующие так называемый «английский юмор», - русское изобретение.) Я глубоко восхищаюсь русской настойчивостью в том, что все студенты обязаны изучать иностранный язык, и ожиданием того, что они будут его использовать. Увы, в Британии мы отказались от этого правила много лет назад.

Некоторые традиции в российских университетах забавны, даже непонятны. Почему, удивленно спрашивала я себя, столы прибиты к полу? Почему никто никогда даже не подумал о том, чтобы использовать передвигаемые парты и стулья и маленькие столы, которые могут по-разному быть «аранжированы» для разных уроков? (Ответ всегда один: «Их могут украсть». Хотя мне не верится, что университетские стулья могут обладать какой-то необычайной ценностью!) Еще более загадочной кажется привычка создавать маленькие островки прикрепленных к полу парт посредине больших классных комнат. Я сразу представляю слуг девятнадцатого века, загруженных студенческими пальто и стоящих вдоль стен комнаты.

Русские методы преподавания близки британским, а нашим студентам, так же как и вашим, приходится писать солидные курсовые работы. (В Оксфорде, где обучение построено на отличных от обычных принципах, студентам надо писать один или два серьезных эссе каждую неделю.) Ваше обучение (для получения диплома) настолько широкое и систематическое - иногда, быть может, чересчур систематическое, - что мне интересно, а сколько студентов могут спросить преподавателя: «Почему это должно быть именно так? Почему лекторы не могут подходить к предмету по-разному? Университетские преподаватели в Британии традиционно более автономны в том, что они в действительности преподают, хотя наше правительство настаивает на том, чтобы цели обучения были бюрократически прописаны (нечто вроде ваших пятилеток), тогда как студенты сами постоянно митингуют: устраивают кампании за введение новых курсов или облегченных курсов, или более глубоких курсов или настаивают на большем акценте на теории или на большем акценте на практике.

В 1989 году многие преподаватели в Пермском университете жаловались мне на то, что у них много учебных часов, но про себя я думала, что как раз у них весьма комфортная ситуация! Но когда университеты стали беднее в начале 1990-х, многие преподаватели уволились, что заставило оставшихся брать на себя дополнительную нагрузку и искать дополнительную работу, чтобы зарабатывать деньги для более или менее сносного существования. Мое восхищение выжившими резко повысилось. Они все время мчались с работы на работу, брались за различные виды преподавания, они все время выискивали какие-нибудь случайные углы для серьезной консультации назойливых студентов, а между тем каждый новый министр выдвигал новые требования. Недавно я присутствовала на одном из так называемых «открытых уроков», которые каждый преподаватель должен давать один раз в пять лет. Перспектива быть придирчиво рассматриваемым своими напарниками заставляет даже уверенных в себе преподавателей быть начеку, если они хотят, чтобы их профессиональные методы были признаны. Это также весьма полезный способ обучения молодых, менее опытных членов коллектива: я бы очень хотела, чтобы мы в Оксфорде приняли во внимание этот опыт.

Есть одна сфера университетской жизни, где то, что делается в моей стране, кажется мне более предпочтительным. Ваши устные экзамены учат студентов четко выражать свою мысль и уверенно защищать свою точку зрения. Но я была свидетельницей ряда ответов на экзаменах и пришла к выводу, что наш принцип письменных экзаменов справедливее и предполагает лучшую оценку истинного понимания студентом материала. Наши студенты учатся выражать свою позицию письменно, они отвечают на множество разнообразных вопросов, где они должны продемонстрировать оригинальное мышление, и их письменные ответы анонимны. Сложные и тесные взаимоотношения учителя и ученика не привносят в экзамен риска столкновения личностей.

Однажды я была свидетельницей дискуссии между физиком и философом. «Конечно, нам надо изменять учебный план, - настаивал физик. - Наши студенты-физики должны быть образованными людьми». При этом он говорил не о физике, а о европейском искусстве. Его беспокоило, что в последние годы культурному образованию студентов на его факультете не уделялось достаточного внимания. И поэтому он был настроен на то, чтобы найти место в учебном плане для курса, связанного с искусством и гуманитарным знанием, и тем самым дать некую духовность своим студентам-физикам (которые не всегда счастливы от обязанности изучать европейскую литературу). Чтобы быть энтузиастами, говорил он мне, надо, чтобы их обучали хорошие преподаватели. В ином случае он полагал, что потерпит фиаско в выполнении своего долга выпускать образованных мужчин и женщин.

Это изумительное видение задач образования, которому позавидовали бы многие британские преподаватели, поскольку они знают, что никогда не получат поддержку от своих университетов во введении подобных курсов. С другой стороны, в Британии, где наше образование уже и более специализировано, студенты-физики, которые действительно захотят знать искусство, откроют живопись для себя не в системе запланированного лекционного курса, а просто глядя на картины и исследуя искусство вместе с другими любителями в гораздо более неформальной обстановке. Мы предоставили обывателей их собственной судьбе, но поощряем всякого энтузиаста свободно постигать то, что ему нравится, не создавая впечатления, что образование должно состоять из списка «вещей, которые ты обязан знать».

Конечно же, я размышляю о различиях между университетской жизнью в Перми в 1989 - 2003 годах.

В 1989 году студенты буквально покрывали стены блестящими стенгазетами и практиковались в танцах прямо в коридорах университета. Небольшие группки устраивали демонстрации в поддержку демократии и против ядерных установок. На занятиях студенты искренне интересовались у меня «стереотипом англичанина». Я отвечала, что мы вообще не мыслим категориями стереотипов. «Ну, хорошо, а как Вы сравниваете Англию и Россию'?» Я помню, что посмотрела в окно, чтобы черпнуть вдохновения: «Э... Англия прибраннее России».

Стенгазеты исчезли много лет назад; сейчас студенты руководят радиостанциями и крутят очень громкую музыку прямо на территории городка (может быть, чтобы люди перестали думать?). Они рассказывают мне, что слишком заняты зарабатыванием денег, чтобы участвовать в демонстрациях: деньги - вот что теперь имеет значение. И все же эта приземленность очень поверхностна: на семинарах они задают мне разносторонние критические вопросы; в неформальной обстановке они получают удовольствие от споров со мною.

Учителя и аспиранты, кто принимает участие в ежегодных курсах в Оксфорде, гораздо меньше озабочена культурными и экономическими различиями между нашими странами, частично потому, что большинство из них уже путешествовали за рубежом, частично потому, что Россия изменилась. Более молодые слушатели курса сейчас очень сосредоточены на своих научных исследованиях и поэтому гораздо более знакомы с Интернетом и электронными журналами, чем я. Но что гораздо более значимо, возможно, так это то, что они менее настроены защищать либо себя, либо их университет.

В целом, когда я приезжаю в Пермь, мои эмоции просты: я чувствую, что я знаю это место, я знаю, какой здесь университет, и это хороший университет. Я наслаждаюсь глядя, как учителя и студенты «текут» потоком вверх па лестницам, вдоль коридоров, заворачивают за угол, вниз по коридорам, минуют буфеты, пересекают холлы, стремятся еще выше по ступенькам, расходясь веером к разным точкам назначения. Они заняты, они разговаривают, смеются оживленно, готовые встретиться с миром.

А затем волной на меня находит чувство полного замешательства. Это очень «продвинутый» университет, заполненный интеллигентными и образованными людьми! Поднимаются новые корпуса, выпускаются новые специалисты. И тем не менее во всем университете нет никого, кто мог бы покрасить классные доски и обеспечить каждую классную комнату основательным запасом мела тряпкой. Почему этого не происходит? В тот магический день, когда это произойдет, я буду еще более горда тем, что я почетный профессор Пермского университета.

Карен Хьюитт
перевод с английского Б.Проскурнина
Оксфорд, июнь 2003 г